Рекламный баннер 990x90px ban1
Рекламный баннер 728x90px main1
100 лет со дня рождения Владимира Фёдоровича Тендрякова
100 лет со дня рождения Владимира Фёдоровича Тендрякова.
Продолжение.
В мае 1965 года Владимир Тендряков был командирован газетой «Правда» в Иркутск. Целью было знакомство с проблемами Байкала и Баргузинского заповедника. Строительство байкальского целлюлоз-ного комбината в то время подходило к концу и между учеными и проектировщиками велись яростные споры о влиянии промышленных стоков на озеро. Приезд Тендрякова стал событием в литературной жизни Иркутска. К нему потянулись иркутские литераторы с рукопи-сями и книгами. Маршрут поездки проходил через Улан-Удэ вдоль восточного побережья Байкала с многочисленными остановками и интересными встречами. В Улан-Удэ жил друг Тендрякова по литера-турному институту бурятский поэт Цыден-Жап Жимбиев. Его произведе-ния Тендряков переводил на русский язык. Бурятский Союз писателей запланировал насыщенную программу. Предполагалось, что Владимир Тендряков посетит передовые колхозы и промышленные предприятия, встретится с ударниками труда и интеллигенцией, запланированы были визит к староверам с целью антирелигиозной пропаганды и авторский вечер в театре. Поездка должна была проходить в сопровождении инструктора обкома партии, корреспондента местной газеты и представителя Союза писателей. Из предложенной программы Тендряков оставил только посещение буддистского монастыря рядом с Улан-Удэ и поездку на Байкал, категорически отказавшись от парадных поездок, от встреч в обкоме и от сопровождения. Природа берегов Байкала настолько потрясла его воображение, что он говорил: «Вот это я бы нарисовал! Бросил живопись не потому, что рука покалечена, с рукой справился бы, тут другое. Страдаю от нетерпения. Чувствую, вижу глубже, чем могу передать на холсте. Но желание рисовать есть, все еще живет во мне. Хотя понимаю, что тут Бог мне недодал...».
Владимир Тендряков поднимал сложные и неоднозначные вопросы веры и безверия в повестях «Чудотворная», «Чрезвычайное», «Апос-тольская командировка», «Затмение», а также в последнем романе «Покушение на миражи», опубликованном только в 1987 году, уже после его смерти. Школьный цикл Тендрякова - «Весенние перевертыши», «Расплата», «Ночь перед выпуском» принес ему заслуженную славу. В «Весенних перевертышах» автор размышлял о сложностях перехода от детства к юности, о времени и вечности. Много споров вызвала по-весть Тендрякова «Ночь после выпуска» о воспитании чувств подрост-ков и о роли школы в этом процессе, о том, что школа, дав ученикам знания, не учит любви и добру. Тендрякова беспокоил главный недос-таток школьного образования - отсутствие духовной и нравственной основы в воспитании.
Уже став известным писателем, Тендряков не терял связи с местами, где прошло его детство, Его детство прошло в деревне. «Закрываю глаза и вижу: на высокой горе, под горячим солнцем, стоит деревня Макаровская - для меня начало всех начал», - позднее писал Тендряков. Там он впервые научился плавать «по-собачьи, здесь набрал первую кружку земляники, поймал с моста на удочку первого пескаря». Дочь писателя Мария Тендрякова вспоминала, о том, что с первых дней ее осознанного существования отец рассказывал ей о местах, в которых он вырос. Это были картины его детства - лес, полный грибов, изумруд-ная трава, река с таинственными омутами, ледяными ключами и водо-воротами. Макаровские мальчишки ловили в ней рыбу - на самодель-ные удилища с леской, сплетенной собственноручно из конского волоса. А о грибной «охоте» Тендряков позднее писал: «Люблю соби-рать грибы. Люблю душную тишь леса, запах корневой влаги, запах земли и прелой листвы, тонкий, невнятный, какой-то недоказуемый запах самих грибов. Люблю палые желтые листья на жесткой приосен-ней траве, литую дробь черники на кочках, румяное полыхание брус-ники, и в моем сердце каждый раз случается легкий обвал, когда глаза нащупывают бархатный затылок затаившегося гриба». Рассказывал он дочери и о коллективизации, о голоде, об умиравших под тощими плетнями сосланных на север: «Врагам народа» украдкой выносили куски хлеба, подкармливали, кто мог себе это позволить. Сами жили впроголодь. Заготовленные с лета грибы… были не романтикой, а шансом перезимовать. Наловленная и зажаренная на костре рыбешка - не просто развлечение, но лакомство, пир для вечно голодной детворы».
Именно эти детские впечатления стали основой автобиографического рассказа «Хлеб для собаки», в котором писатель непредвзято изобра-зил жизнь небольшого поселка, и в котором прошли первые годы его жизни. Герой его рассказа, десятилетний мальчик, каждый день видел раскулаченных крестьян, сосланных с лишением гражданских прав и конфискацией имущества, не добравшихся до места ссылки и брошен-ных умирать в привокзальном березовом скверике на глазах у жителей поселка. Взрослые обходили это место стороной. О своих сверстниках автор писал: «Никакие ужасы не могли заглушить нашего зверушечьего любопытства. Окаменевая от страха, брезгливости, изнемогая от упря-танной панической жалости, мы наблюдали…Уже взрослым я долгое время удивлялся и гадал: почему я, в общем-то впечатлительный, уязвимый мальчишка, не заболел, не сошел с ума сразу же после того, как впервые увидел куркуля, с пеной и хрипом умирающего у меня на глазах. Наверное, потому, что ужасы сквера появились не сразу, и у меня была возможность как-то попривыкнуть, обмозолиться». Первым потрясением в жизни Тендрякова была картина, когда одетая в опрят-ное, хоть и поношенное, пальто женщина, разбила банку с молоком и, опустившись на колени, черпала его деревянной ложкой из грязной копытной ямки на дороге. Воспоминания об этом времени позднее также легли в основу романа «Свидание с Нефертити» и рассказов «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «Параня».
Он часто бывал на родине, а в письме в кировскую областную биб-лиотеку писал: «Подосиновцу я обязан своим формированием. Именно через Подосиновец я, насколько мог, познакомился с жизнью деревни. Подосиновец с его реками Юг и Пушма, с его живописными холмами (или как там зовут угорами), с его затерянными среди лесов починками заставил меня полюбить природу, ценить ее и в меру своих сил отобра-жать в своей работе. Словом, Подосиновец если официально и не может считаться моей родиной, то уж во всяком случае, является родиной, как человека, как-то научившегося мыслить и воспринимать, если хотите, как писателя».
Жена Владимира Федоровича журналистка Наталья Григорьевна Асмолова-Тендрякова говорила: «Если посмотреть на все его вещи - на повести, на новеллы, на романы - нигде в них нет конца, нет точки. Всегда открытый конец. Потому что это продолжение того же его разговора. Его разговора с собой бесконечного, его разговора с собеседником... Во всех его вещах вы найдете этот его бесконечный диалог-поиск».
С необыкновенной теплотой отзывались о Тендрякове люди, которым довелось с ним близко общаться. Александр Рекемчук вспоминал, что это был «удивительный, бескомпромиссный, максимальный, жесткий и очень добрый к людям человек».
Владимир Тендряков всегда и во всем оставался верен себе. Наталья Григорьевна Асмолова-Тендрякова рассказывала: «Говорили, что он играет не по правилам. Я убеждена, что он этих правил просто не знал. Он жил, как он жил». Тендряков никогда не изменял своим принципам в литературе. Многие его произведения публиковались, но было и то, что он писал в «в стол». Литературовед и педагог Татьяна Успенская-Ошанина рассказывала в интервью о том, как Владимире Федорович показывал ей свои рукописи, лежащие стопкой, и говорил: «Вот это все не напечатано, и мне безразлично, будет это напечатано или не будет… Почти безразлично, но я ни одной строчки здесь не буду менять, а будет так, как я написал!».
Вениамин Смехов писал: «Он вычеркнул из своей конституции право на отдых. Множество эпизодов, любые на выбор - ну, нельзя вспомнить Тендрякова расслабленным, благодушным, «каникулярным». Утренние бега по холмам и перелескам вокруг писательского поселка - работа на износ».
3 августа 1984 года Владимир Федорович Тендряков после традицион-ной для него утренней пробежки по лесу, вернулся на дачу, встал под холодный душ и упал. Он скончался от инсульта. После его смерти вдова писателя Наталья Григорьевна опубликовала около двухсот печатных листов художественных произведений Тендрякова, написан-ных им «в стол»: «Параня», «Донна Анна», «Покушение на миражи», «Чистые воды Китежа» «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «На блажен-ном острове коммунизма», «Охота», «Люди или нелюди». И еще при-мерно столько же ждут своего часа.
Юрий Нагибин писал: «Известие о внезапной смерти здоровяка Тендрякова меня ошеломило. Значит, это может произойти в любой момент, без предупреждения, без крошечной отсрочки на прощание, слёзы, на какие-то итоговые признания. Тендряков прожил чистую литературную жизнь… Строгий моралист, он считал себя вправе судить всех без разбору. При этом он умудрился не запятнать себя ни одной сомнительной акцией, хотя бы подписанием какого-нибудь серьёзного письма протеста. Очень осмотрительный правдолюбец, весьма осторожный бунтарь. Но было в нём и хорошее, даже трогательное. Тем не менее, он был настоящий русский писатель, а не деляга, не карьерист, не пролаза, не конъюнктурщик. Это серьёзная утрата для нашей скудной литературы».
Владимир Тендряков был похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.
Продолжение.
В мае 1965 года Владимир Тендряков был командирован газетой «Правда» в Иркутск. Целью было знакомство с проблемами Байкала и Баргузинского заповедника. Строительство байкальского целлюлоз-ного комбината в то время подходило к концу и между учеными и проектировщиками велись яростные споры о влиянии промышленных стоков на озеро. Приезд Тендрякова стал событием в литературной жизни Иркутска. К нему потянулись иркутские литераторы с рукопи-сями и книгами. Маршрут поездки проходил через Улан-Удэ вдоль восточного побережья Байкала с многочисленными остановками и интересными встречами. В Улан-Удэ жил друг Тендрякова по литера-турному институту бурятский поэт Цыден-Жап Жимбиев. Его произведе-ния Тендряков переводил на русский язык. Бурятский Союз писателей запланировал насыщенную программу. Предполагалось, что Владимир Тендряков посетит передовые колхозы и промышленные предприятия, встретится с ударниками труда и интеллигенцией, запланированы были визит к староверам с целью антирелигиозной пропаганды и авторский вечер в театре. Поездка должна была проходить в сопровождении инструктора обкома партии, корреспондента местной газеты и представителя Союза писателей. Из предложенной программы Тендряков оставил только посещение буддистского монастыря рядом с Улан-Удэ и поездку на Байкал, категорически отказавшись от парадных поездок, от встреч в обкоме и от сопровождения. Природа берегов Байкала настолько потрясла его воображение, что он говорил: «Вот это я бы нарисовал! Бросил живопись не потому, что рука покалечена, с рукой справился бы, тут другое. Страдаю от нетерпения. Чувствую, вижу глубже, чем могу передать на холсте. Но желание рисовать есть, все еще живет во мне. Хотя понимаю, что тут Бог мне недодал...».
Владимир Тендряков поднимал сложные и неоднозначные вопросы веры и безверия в повестях «Чудотворная», «Чрезвычайное», «Апос-тольская командировка», «Затмение», а также в последнем романе «Покушение на миражи», опубликованном только в 1987 году, уже после его смерти. Школьный цикл Тендрякова - «Весенние перевертыши», «Расплата», «Ночь перед выпуском» принес ему заслуженную славу. В «Весенних перевертышах» автор размышлял о сложностях перехода от детства к юности, о времени и вечности. Много споров вызвала по-весть Тендрякова «Ночь после выпуска» о воспитании чувств подрост-ков и о роли школы в этом процессе, о том, что школа, дав ученикам знания, не учит любви и добру. Тендрякова беспокоил главный недос-таток школьного образования - отсутствие духовной и нравственной основы в воспитании.
Уже став известным писателем, Тендряков не терял связи с местами, где прошло его детство, Его детство прошло в деревне. «Закрываю глаза и вижу: на высокой горе, под горячим солнцем, стоит деревня Макаровская - для меня начало всех начал», - позднее писал Тендряков. Там он впервые научился плавать «по-собачьи, здесь набрал первую кружку земляники, поймал с моста на удочку первого пескаря». Дочь писателя Мария Тендрякова вспоминала, о том, что с первых дней ее осознанного существования отец рассказывал ей о местах, в которых он вырос. Это были картины его детства - лес, полный грибов, изумруд-ная трава, река с таинственными омутами, ледяными ключами и водо-воротами. Макаровские мальчишки ловили в ней рыбу - на самодель-ные удилища с леской, сплетенной собственноручно из конского волоса. А о грибной «охоте» Тендряков позднее писал: «Люблю соби-рать грибы. Люблю душную тишь леса, запах корневой влаги, запах земли и прелой листвы, тонкий, невнятный, какой-то недоказуемый запах самих грибов. Люблю палые желтые листья на жесткой приосен-ней траве, литую дробь черники на кочках, румяное полыхание брус-ники, и в моем сердце каждый раз случается легкий обвал, когда глаза нащупывают бархатный затылок затаившегося гриба». Рассказывал он дочери и о коллективизации, о голоде, об умиравших под тощими плетнями сосланных на север: «Врагам народа» украдкой выносили куски хлеба, подкармливали, кто мог себе это позволить. Сами жили впроголодь. Заготовленные с лета грибы… были не романтикой, а шансом перезимовать. Наловленная и зажаренная на костре рыбешка - не просто развлечение, но лакомство, пир для вечно голодной детворы».
Именно эти детские впечатления стали основой автобиографического рассказа «Хлеб для собаки», в котором писатель непредвзято изобра-зил жизнь небольшого поселка, и в котором прошли первые годы его жизни. Герой его рассказа, десятилетний мальчик, каждый день видел раскулаченных крестьян, сосланных с лишением гражданских прав и конфискацией имущества, не добравшихся до места ссылки и брошен-ных умирать в привокзальном березовом скверике на глазах у жителей поселка. Взрослые обходили это место стороной. О своих сверстниках автор писал: «Никакие ужасы не могли заглушить нашего зверушечьего любопытства. Окаменевая от страха, брезгливости, изнемогая от упря-танной панической жалости, мы наблюдали…Уже взрослым я долгое время удивлялся и гадал: почему я, в общем-то впечатлительный, уязвимый мальчишка, не заболел, не сошел с ума сразу же после того, как впервые увидел куркуля, с пеной и хрипом умирающего у меня на глазах. Наверное, потому, что ужасы сквера появились не сразу, и у меня была возможность как-то попривыкнуть, обмозолиться». Первым потрясением в жизни Тендрякова была картина, когда одетая в опрят-ное, хоть и поношенное, пальто женщина, разбила банку с молоком и, опустившись на колени, черпала его деревянной ложкой из грязной копытной ямки на дороге. Воспоминания об этом времени позднее также легли в основу романа «Свидание с Нефертити» и рассказов «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «Параня».
Он часто бывал на родине, а в письме в кировскую областную биб-лиотеку писал: «Подосиновцу я обязан своим формированием. Именно через Подосиновец я, насколько мог, познакомился с жизнью деревни. Подосиновец с его реками Юг и Пушма, с его живописными холмами (или как там зовут угорами), с его затерянными среди лесов починками заставил меня полюбить природу, ценить ее и в меру своих сил отобра-жать в своей работе. Словом, Подосиновец если официально и не может считаться моей родиной, то уж во всяком случае, является родиной, как человека, как-то научившегося мыслить и воспринимать, если хотите, как писателя».
Жена Владимира Федоровича журналистка Наталья Григорьевна Асмолова-Тендрякова говорила: «Если посмотреть на все его вещи - на повести, на новеллы, на романы - нигде в них нет конца, нет точки. Всегда открытый конец. Потому что это продолжение того же его разговора. Его разговора с собой бесконечного, его разговора с собеседником... Во всех его вещах вы найдете этот его бесконечный диалог-поиск».
С необыкновенной теплотой отзывались о Тендрякове люди, которым довелось с ним близко общаться. Александр Рекемчук вспоминал, что это был «удивительный, бескомпромиссный, максимальный, жесткий и очень добрый к людям человек».
Владимир Тендряков всегда и во всем оставался верен себе. Наталья Григорьевна Асмолова-Тендрякова рассказывала: «Говорили, что он играет не по правилам. Я убеждена, что он этих правил просто не знал. Он жил, как он жил». Тендряков никогда не изменял своим принципам в литературе. Многие его произведения публиковались, но было и то, что он писал в «в стол». Литературовед и педагог Татьяна Успенская-Ошанина рассказывала в интервью о том, как Владимире Федорович показывал ей свои рукописи, лежащие стопкой, и говорил: «Вот это все не напечатано, и мне безразлично, будет это напечатано или не будет… Почти безразлично, но я ни одной строчки здесь не буду менять, а будет так, как я написал!».
Вениамин Смехов писал: «Он вычеркнул из своей конституции право на отдых. Множество эпизодов, любые на выбор - ну, нельзя вспомнить Тендрякова расслабленным, благодушным, «каникулярным». Утренние бега по холмам и перелескам вокруг писательского поселка - работа на износ».
3 августа 1984 года Владимир Федорович Тендряков после традицион-ной для него утренней пробежки по лесу, вернулся на дачу, встал под холодный душ и упал. Он скончался от инсульта. После его смерти вдова писателя Наталья Григорьевна опубликовала около двухсот печатных листов художественных произведений Тендрякова, написан-ных им «в стол»: «Параня», «Донна Анна», «Покушение на миражи», «Чистые воды Китежа» «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «На блажен-ном острове коммунизма», «Охота», «Люди или нелюди». И еще при-мерно столько же ждут своего часа.
Юрий Нагибин писал: «Известие о внезапной смерти здоровяка Тендрякова меня ошеломило. Значит, это может произойти в любой момент, без предупреждения, без крошечной отсрочки на прощание, слёзы, на какие-то итоговые признания. Тендряков прожил чистую литературную жизнь… Строгий моралист, он считал себя вправе судить всех без разбору. При этом он умудрился не запятнать себя ни одной сомнительной акцией, хотя бы подписанием какого-нибудь серьёзного письма протеста. Очень осмотрительный правдолюбец, весьма осторожный бунтарь. Но было в нём и хорошее, даже трогательное. Тем не менее, он был настоящий русский писатель, а не деляга, не карьерист, не пролаза, не конъюнктурщик. Это серьёзная утрата для нашей скудной литературы».
Владимир Тендряков был похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.
903 Общество
Рекламный баннер 728x90px main2
Рекламный баннер 240x200px right1
Рекламный баннер 240x200px right2
Рекламный баннер 240x200px right3
Разработка -
